Микроволновка «Современника»

Хорошо, что на московской афише появилось «Горячее сердце». Давно не было этого названия в русской столице, что несправедливо по отношению к автору и его шедевру и опасно для отечественного самосознания. Именно великолепное наследие порож

Автор фото: Сцена из спектакля «Горячее сердце»

Тем более что в пьесе Островского звучат обжигающие мотивы, предстают типы, будто вырванные из перекошенной сегодняшней действительности, сталкиваются характеры и страсти, несущие могучую энергию. Обескураживающие переходы от беспросветного уныния к взрывной удали, от глухого отчаяния к окрыляющей надежде. Все это дает объемное представление о загадочной русской душе, вызывая у публики изумление и восторг.

Молодой постановщик Егор Перегудов (пожалуй, наиболее перспективный среди своих сверстников) усложнил задачу, добавив к половодью национального разгула стихию театральной игры. Сделал Хватского, «помешанного от театру» человека, движителем запутанного действа, дал возможность вести спектакль, то вмешиваясь в интригу, то комментируя работу актеров. Для чего перед обычными местами для публики был создан фиктивный зал с двумя рядами стульев – туда время от времени присаживались персонажи.

Режиссер со сценографом Виктором Арефьевым явно увлеклись принципом «театра в театре», предполагающим ироническое отношение. Что в принципе сложно провести в пьесе, полной экстремальных событий и захлестывающих эмоций. Но постановка рассчитана на «Современник» с его культом актера, любовно подобранной труппой, где есть притягательные личности в каждом поколении. Из-за этого многофигурность панорамы исчезла, оставив наиболее примечательные лица, зато уж исполнителям есть, где развернуться. Что с удовольствием они и делают. В тройку хозяев жизни вырвался Градобоев Владислава Ветрова, чья деятельность в качестве городничего провинциального захолустья протекает в ослепительной гармонии с местными условиями. Артист оказался даже чересчур щедрым в демонстрации приспособленности своего героя. Его умение настоять на своем, извлечь выгоду из всякой ситуации. Правда, порой Серапиону Мардарьичу, которого в глаза подчас именуют Скорпионом, привычная жизнь чудится чуть не петлей. Тогда командные ноты – а как еще обращаться с толпой непуганых – сменяются бесконечно тоскливыми, а на глаза наплывает незваная, но оттого не менее горькая влага.

Для Василия Мищенко его Курослепов вышел в люди давно, но в его голове еще сохранились остатки представлений о законности и праведности, хоть и сильно скорректированные опытом. Ему еще кажется, что семья – дочь, молодая жена, домочадцы – могут быть опорой, что «по грехам» и небо может рухнуть: тем более что постановщик поддерживает иллюзию, усеянное лампочками-звездами небо и впрямь валится плашмя. Вулканический темперамент актера движет интригу даже тогда, когда общее действие застывает.

Артур Смольянинов рисует Тараха Хлынова представителем иной генерации, абсолютно уверенным в полной своей вседозволенности. Единственный ограничитель его желаний – их отсутствие, отчего богатый подрядчик безнадежно подсел на лиц, которые способны вывести его из хронической хандры. Примитивный порядок существования ему отвратителен, но и этого прожигателя жизни проймет пылкий поцелуй Параши, данный ему как плата за освобождение ее жениха.

Одна из блестящих находок квартета – обращение со словом. Обыкновенно при изменении времени действия (а все персонажи бродят в сегодняшних костюмах) возникает кричащий контраст между манерой поведения персонажей и их речью. Вкусные фразы, добытые драматургом, слышатся, будто взятыми напрокат. А здесь косноязычность купцов и начальников великолепно ложится на воплощенную актерами разорванность мироощущения, отрывочность сознания, расширяя частный случай до масштабов страны.

Если бы молодежь: три приказчика и обе женщины, Параша и Матрена, вошли в резонанс с властителями, то какое бы роскошное получилось полотно, радующее глаз. Увы, вина актеров в том невелика, больше упрек дуэту постановщика и сценографа. Последний перегрузил планшет массивными стенами, вышкой, подлодкой и совсем уж тупым лесом из огромных бревен. Молодые герои не добрались до полнокровных персонажей и обратились в плоские силуэты. Дара довольно, а вот опыта не достало.

Жаль, поскольку и замах был хорош: в начале представления занавес открывал кирпичную стену, которую с жутким грохотом прошибал «помешанный от театру»; и первый монолог Курослепова – с покосившимся небом и помутившимся разумом – обещал гораздо больше. Если постановщика подвела хилость профессиональных мускулов, что не столь тревожно, хотя надо бы научиться рассчитывать свои силы. Но, если Перегудова увлекают модные облегченные варианты, если цель – Comedy Club с утробным гоготом, а сцена – одно из развлечений, то за Островского лучше не браться. Поскольку даже актерская микроволновка «Современника» не в состоянии разогреть замороженный продукт до нужной кондиции.